Палач-караульщик .
Конец марта. Я возвращался после длительной прогулки по пробуждающемуся, но всё ещё зимнему лесу. До моего дома оставалось всего немного, когда проходя деревянные застройки частного сектора, я был остановлен особенным выкриком большой синицы, раздавшимся с рябин в палисаде одного из домов. Опыт подсказывал, что её голос был сигналом смертельной опасности. Через мгновение я успел лишь заметить, как тельце птички забилось в переплетении тонких рябиновых веток, в тот момент, когда туда же внезапно бросилось тело другой, более крупной птицы. В сплетении ветвей, словно в клетке, началась потасовка. Но вот синица всё же вырвалась из природной ловушки, по-прежнему, волоча за собой, как на магните ту, другую, неутомимо её преследовавшую. Последняя была почти в два раза крупнее, возможно так казалось из-за длинного хвоста. Дистанция, разделяющая жертву и её преследователя, была минимальна и колебалась в пределах 15-30 см. Несмотря на всю быстроту и мастерство той, второй, она всё же как-то не была похожа на настоящего хищника. Однако погоня была настолько стремительной, что обоих было невозможно рассмотреть. Неизвестно, сколько ещё продолжалось это воздушное преследование, но птицы скрылись за крышей дома, и больше я их не видел. А потому, каков исход этой воздушной охоты – остаётся только гадать.
Несмотря на то, что наш охотник «носит» чёрную маску, мы всё же разоблачим его: мучителем синицы был большой, или серый сорокопут – как ни странно, тоже представитель отряда воробьинообразных, но, не смотря на это, настоящий охотник до всего живого, что в пределах его размеров и силы. Насекомоядный в гнездовой период и всё бесснежное время, но превращающийся в хищника с приходом зимы; даже хищновато загнутое остриё его клюва как бы напоминает, кто перед нами. Он никогда не улетает далеко, чтобы перезимовать, а лишь смещается южнее. Да и зачем куда-то лететь, когда все его жертвы рядом. В средней полосе с приходом зимы мы имеем дело с кочующими сорокопутами северных ареалов. Несмотря на то, что этот вид не принадлежит ни к ястребиным, ни к соколиным, это самый маленький наш пернатый охотник, столь же отчаянный и отважный, в иные годы коротающий вместе с нами долгую и беспощадную зимнюю пору.
В средней полосе России серые сорокопуты, обычно, в одиночку, наиболее массово начинают встречаться со второй половины осени, обычно с середины октября, когда заметно похолодает, а с деревьев и кустов начнёт облетать листва. Тогда птицы становятся заметными, обычно сидящими на макушках молодых деревьев, кустов, или проводах ЛЭП. Учащающиеся встречи с ними в этот период говорят о кочёвках птиц северных популяций в южном направлении. Часть птиц зимует в средней полосе, хотя и не во все зимы. И насколько этот вид обычен поздней осенью и в предзимье, настолько же обычен он и в начале весны – марте-первой половине апреля. Совершенно понятно, что вся часть птиц, откочевавшая южнее, теперь мигрирует обратно, на север. Последних сорокопутов в своей местности я отмечал в самом начале мая, что поздновато для этих северных птиц. Более поздних, в том числе, летних встреч с этим видом я не регистрировал.
У большого сорокопута есть одна интересная черта: если вы увидели его сегодня, особенно в местности богатой добычей, то с большой долей вероятности можно сказать, что в том же самом месте сорокопут порадует вас своим появлением и завтра и в последующие дни. Как-то, середины августа на одном и том же участке шоссе на территории большого луга, поросшего кустарником и разнотравьем, я почти ежедневно наблюдал одну и ту же особь большого сорокопута. Он всегда сидел на проводах около дороги и, опустив голову, караулил мелких грызунов. Любопытно, что к проносящимся машинам он совершенно привык и никак на них не реагировал. Весь сентябрь и начало октября сорокопут не покидал своего охотничьего участка. Неизвестно, до каких пор он задерживался здесь, но дальнейшей возможности быть в этом месте у меня не было.
Осенне-зимняя деятельность большого сорокопута достойна слов и внимания. Как уже говорилось, в этот период у него особенно обостряется хищнически-разбойничий образ жизни, сравнимый с охотничьей деятельностью настоящих хищных птиц. Жертвами сорокопута с осени до весны становятся практически все осёдлые и перелётные воробьиные птицы и обитающие, там, где появляется этот кочевник, а также мелкие млекопитающие: некрупные полёвки, мыши и землеройки. Таким образом, сорокопута на период зимних миграций смело можно называть настоящим хищником, нападающим на все теплокровные формы, которые он способен одолеть.
Характер охоты большого сорокопута всегда одинаков: усевшись на присаду, естественную или искусственную, высотой от метра до двадцати, наш охотник не поднимет головы, просиживая на одном месте, чтобы выждать добычу. Но мгновенно реагирует на любое движение внизу или в стороне, будь-то, серая полёвка, выдавшая себя своей пробежкой, либо стайка чечёток, взметнувшаяся над заснеженным бурьяном. Сорокопут, вычислив жертву, тотчас же бросается на неё, либо преследует. Результат броска различен: в большинстве случаев происходит промах, и тогда ни с чем возвращается хищник на прежнее место, либо меняет его на новое.
Особенность караулить добычу с высоты отражена в видовом названии сорокопута – excubitor, т. е. сторож, караульщик. Его дозорными постами могут быть любые высотные объекты. Обычно это вершины деревьев и кустарника, провода и невысокие опоры электролиний. Однажды, в течение нескольких октябрьских дней, во время наблюдений за одним и тем же сорокопутом, обосновавшимся на территории большого луга, я заметил, что единственными «высотными» точками для него были высохшие колючие соцветия чертополоха. Кроме этого, он часто любил присаживаться на вертикально торчащий из земли, полутораметровый прут арматуры и двухметровый железобетонный столбик, установленный когда-то военными-ракетчиками на искусственном холмике. Здесь уместно отметить ещё одну яркую особенность сорокопута, всегда бросающуюся в глаза, и которую я наблюдал у всех пролётных и зимующих особей без исключения. Это его привычка располагаться в самой наивысшей точке окружающего ландшафта. И на каком бы деревце или кусте не располагался наш охотник, карауля добычу, он всегда сядет на кончик самой верхней веточки. Такая черта поведения не свойственна ни одной другой птице. Ощущение такое, что сорокопут забирается как можно выше для лучшего обнаружения добычи. Но высота его расположения всё же ограничена, а потому сорокопут, будучи птицей небольшой в размерах, обычно не поднимается выше макушек молодых деревьев. Главное требование для этого кочующего охотника-одиночки – наличие потенциальной добычи и высотных точек для отдыха, поиска и разделки добычи. Почти всегда это открытые стации: пастбища, луга с раскиданным кустарником, разреженные лиственные, преимущественно берёзовые или осиновые мелколесья и перелески, сельские пустыри, обочины дорог с ЛЭП, заболоченные заросли кустарника, старые торфяники и т. п. Но садится он и на землю. Несколько раз зимой на оживлённых трассах приходилось видеть, как сорокопуты взлетали с обочин, потревоженные движущимся автотранспортом.
Там, где нет деревьев, электролиний и чертополоха, а местность изобилует потенциальной добычей, полёвками, например, у сорокопута имеется ещё один охотничий приём. Набрав нужную высоту, птица вдруг зависает в одной точке, подобно пустельге. В этот момент её движения точь-в-точь схожи с таковыми трепещущего в воздухе соколка – голова устремлена вниз и ловит малейшее движение, корпус тела строго неподвижен, припущен длинный, чёрный с белым хвост, а взмахи крыльев настолько часты, что сливаются в одно неразличимое взглядом пятно. Дальше – как повезёт; если бросок удачный, сорокопут хватает жертву и уносит на любой высотный объект, где принимается за разделку. Невольно напрашивается вопрос: как представитель воробьиных способен перетаскивать свои жертвы? Это ещё одна уникальная способность большого сорокопута, отличающая его от всего воробьиного царства.
В начале ноября 2013 года, мокрым и холодным днём я проезжал полевой дорогой мимо зарослей ивняка и раскиданных молодых перелесков. Неожиданно перед собой я заметил странно летящую некрупную птицу. Я принял её за плохо летающего слётка серой куропатки. Птица была необычна и ни на кого не похожа. Изо всех сил взмахивая крыльями, она, тем не менее, двигалась крайне тяжело и медленно. Казалось, её можно было догнать бегом. Изредка она снижалась при попытках короткого планирования, но в целом, её полёт был прямолинеен и, как бы, вынужден. Видно было, что птице что-то мешало; зад её был сильно опущен, отчего она также была похожа на раненую. Держась трёхметровой высоты, странное существо перелетело закустаренный луг, преодолев не менее 200-т метров, после чего долетев до заболоченного кустарника, скрылось в его ветвях. Не сразу я догадался, что это был сорокопут. А вынужденность полёта объяснялась тем, что хищник в когтях нёс какую-то добычу, масса которой ощущалась по его полёту. На большом расстоянии я не смог рассмотреть, кого именно перетаскивал сорокопут, зверька или птицу, но отдал бы многое, за то, чтобы это узнать. Интересно, что в полёте он пытался воспроизводить свою характерную волнистую траекторию, чередуя взмахи с планированием, но ему практически не удавалось этого сделать, из-за тяжести его ноши, значительно затрудняющей полёт. При попытке планирования, его неминуемо тянуло вниз, а потому напряжённый полёт его состоял почти исключительно из усиленных взмахов. Но главное, сорокопут перетаскивал свою добычу не в клюве, как это делают другие воробьиные птицы, а в лапах, подобно настоящим дневным хищникам.
Но самой оригинальной особенностью большого сорокопута, как и сорокопутовых вообще, является привычка накалывать свои жертвы на острые ветки, колючки, шипы или втискивать в развилки. Так он заготовляет добычу впрок, а также пользуется этими приёмами для удобства расклёвывания. За такую особенность сорокопут получил первое, родовое своё название – Lanius, что означает, мясник, палач. Летнюю основу питания сорокопута составляют насекомые: жуки, крупные прямокрылые и стрекозы, но и в это время птицы разнообразят меню птенцами мелких птиц, бурозубками, мышами и ящерицами. Во время осенне-зимних миграций этот вид целиком и полностью переключается на теплокровных животных. Один яркий пример, подтверждающий изощрённые наклонности серого сорокопута всё же имеет место в моей практике.
В феврале 2001 года я совершенно случайно натолкнулся на разделочно-кормовую точку сорокопута, когда в целях сокращения расстояния с трудом продирался сквозь тесное мелколесье и ивняк, полностью заполонившие старую вырубку. Слой снега подо мной был огромен и достигал почти метровой толщины. Выбравшись на небольшую прогалину среди этих дебрей, я натолкнулся на единственную улику, указывавшую на недавнее присутствие серого сорокопута и его удачную охоту. Не успевший до конца замёрзнуть окровавленный костный остаток тушки мелкой птички с несколькими вымазанными кровью пёрышками, был воткнут на короткий (5 см.) сучок ветки невысокого куста. Наколов жертву на ветку, сорокопут расклёвывал её на полутораметровой высоте от уровня снега. Ниже, на снегу ветер раздувал россыпь перьев, как маховых, так и контурных и пуховых, имевших зеленовато-желтоватый оттенок. Маховые пёрышки были малы, птичка явно была мельче воробья и, скорее всего это мог быть какой-то лесной вид, вроде мелкой синички или королька. Но точно определить жертву я, к сожалению, не смог.
С окончанием зимы, когда солнце заметно поднимется и начнёт греть по-весеннему, наш разбойник буквально преображается. В жизни сорокопута наступает весна!
Начало марта. Раннее утро. Холмы лугов и полей, покрытые панцирем наста простираются до горизонта. Меж ними, в низинах краснеют заросли тальника. Нередки берёзовые и осиновые перелески. Всё это залито восходящим солнцем. Никакого ветра. Тихо и по-зимнему морозно. Лес ещё не наполнен голосами птиц; перелётных ещё нет, а для осёдлых как-то рановато. Только где-где услышишь пробу голоса тетерева или робкую песенку обыкновенной овсянки. Единственный голос, который слышится отчётливо, доносится из заболоченного ивняка. Там, на макушке одной из молодых осин, торчащих из кустарника, на фоне голубого неба даже невооружённым глазом можно увидеть прекрасно освещённое солнцем белоснежное оперение первого певца. Подставив грудь солнцу, весну в этих краях начинает большой сорокопут. Петь он начал уже в конце февраля, благо стояли погожие дни. И каждое утро, когда я бывал в этих местах, я встречал белоснежного певца. Он садился на вершины разных деревьев, но особенно любил петь с макушек лип и тополей, которые стояли на высоком холме, где некогда была деревня.
Пение сорокопута оригинально и его невозможно спутать ни с чьим пением. На первый взгляд это несвязный набор трескучих, свистящих и шипящих звуков. Но когда вслушиваешься, начинаешь понимать, что это и есть та самая неповторимая песня этого, в общем-то, неумелого певца. Но особенно приятно слышать её в дни первого весеннего тепла, когда природа ещё не проснулась после зимнего сна. В звуки его песни входят и короткие и отрывистые, как у трясогузки «псюить», сдавленное журчанье, скрипучее «уить-уить», сухой треск. Он, по-видимому, способен имитировать другие голоса. В их набор входили также что-то похожее на козье блеяние «мее-мее», треск дрозда-рябинника, «чжа» пухляка, свистящее «тю», похожее на голос пеночки. При этом, преображается даже сам певец. У него совершенно исчезает привычный разбойничий имидж. Сорокопут теперь полон какого-то неестественного, необыкновенно нежного обаяния. Пёрышки во время пения на голове поднимаются, отчего та кажется больше, но особенно раздувается горло певца. Освещённый мартовским солнцем, белоснежный охотник полон великолепия, а его невнятная, не имеющая ни конца, ни края своеобразная песня самым прекрасным образом дополняет великолепие пробуждающейся весенней природы открытых русских ландшафтов.
Таков он – длиннохвостый охотник-одиночка с разбойничьей маской на «лице», житель всей северной Евразии, коротающий вместе с нами суровые зимы и покидающий наши края с настоящим приходом весны. Вид этот всюду редок, а потому занесён в Красную Книгу Российской федерации. Большой сорокопут всё же гнездится в средней полосе России, а потому увидеть его у нас можно и летом. И только с приходом осени, когда эти северные кочевники начнут свои сезонные перемещения в южном направлении и станут попадаться на глаза гораздо чаще, мы имеем больше возможностей познакомиться не только с самим сорокопутом, но и с его неповторимыми и яркими талантами, присущими только ему одному.